"Причины, вызывавшие необходимость ареста Али Митаева, кроются не только в его контрреволюционных истори али митаева арест али митаева дата рождения али митаева

Все это было разыграно, как это выяснилось потом, с целью усыпить бдительность Али Митаева.

После заседания, вполне успокоенный уверениями высказавшихся товарищей, Али Митаев в сопровождении моего заместителя Шерипова отправился в ГПУ, куда его пригласили для заполнения какой-то анкеты, и там был арестован с формальным нарушением параграфа 69 положения о губернских съездах советов и губернских исполнительных комитетов.

Арест Али Митаева, препровожденного тогда же в Ростов, произвел на население области сильное впечатление и создал различные кривотолки: одни говорят, что облревком не имеет никакой власти, что все дела вершит ГПУ и, значит, с облревкомом не стоит считаться, а другие - Али Митаев был вызван в Грозный по личному письму предоблревкома с гарантией о полной безопасности и неприкосновенности и, если после всего этого последовал арест, то предоблревкома является предателем. Имеется, значит, налицо факт дискредитирования и подрыва власти в моем лице, а в это время Али Митаев является мучеником за религию и авторитет его укрепляется.

А между тем можно было произвести этот арест при более приемлемой обстановке и тем избежать указанных кривотолков. Далее, по местным обычаям чечен, выдавший чеченца же, становится кровником всего рода пострадавшего. Отсюда вывод - предоблревкома, предавший Али Митаева без предъявления законного обвинения, в глазах населения становится кровником всего рода Митаева, почему при потере надежды на скорое его освобождение не лишена возможность кровных столкновений.

Али Митаев, при всех его недостатках и заблуждениях, все же по должности члена облревкома принес пользу советской власти тем, что в течение полутора лет своими людьми охраняли железнодорожную линию на территории Чеченской области и настолько успешно, что это время в районе его охраны был полный порядок.

Провокаторы в своих личных интересах распространяют в связи с этим арестом провокационные слухи по адресу предревкома, и наэлектризованная ими масса, в особенности мюриды (последователи) Митаева, способны по своей темноте на всякие эксцессы.

В целях предотвращения всего этого и восстановления авторитета власти, а также в интересах порядка и управления нахожу необходимым скорейшее освобождение и возвращение Али Митаева в Чечню, тем более, что он никакой опасности для республики не представляет, и всякие его попытки к авантюре оказались бы совершенно бессильными и бесплодными, ибо Чечня верна советской власти.

Предоблревкома Чечни Эльдарханов".

Последнее. Эльдерханов, да и весь ревком, весьма слабые. Особенно Эльдерханов. Сравнивая его со всей той братией, которую пришлось лицезреть, приходится серьезно задуматься над судьбой и ревкома, и дальнейшего Чечни. Эльдерханов бесхарактерен, безволен, глупый и чванливый старикашка. Другого, взамен ему, пока нет.

Заканчиваю. Поездка была весьма полезной. Бандитизм сократится, а может и совсем прекратится. Связь с Чечней, а не с балагурами, завязана и мы постараемся ее поддерживать. Рядом мер, думаем укрепить наше влияние. Через мулл и прочих алимитаевых доберемся до подлинных тружеников Чечни. Будь здоров.

Твой Ворошилов".

Как видно из этого документа, положение Али Митаева при новой власти уже в январе 1923 года было далеко не безоблачным. Однако развязка наступила только в апреле 1924-го. Именно тогда Али Митаев был арестован и направлен под конвоем в Ростов. До сих пор гуляет много версий, связанных с обстоятельствами его ареста - правдоподобных и не очень. Мы имеем возможность познакомить наших слушателей с рассказом очевидца всех этих событий - Таштемира Эльдарханова. 20 мая 1924 года Эльдарханов писал Сталину:

"По делу ареста члена ревкома автономной Чеченской области Али Митаева считаю своим революционным долгом вкратце информировать, при каких обстоятельствах был арестован он, и о положении, создавшемся в Чечне в связи с этим арестом.

На основании поручения Оргбюро РКП(б), в порядке партдисциплины я принял меры к явке Али Митаева в Грозный. Меры эти были вызваны тем, что гражданин Митаев, будучи дня за два до своего ареста в Грозном, заподозрил слежку за собой агентов ГПУ и покинул ночью город, опасаясь ареста.

Для ликвидации возможных кривотолков в связи с его бегством из города мне на заседании Оргбюро Чечни было дано задание, во что бы то ни стало доставить его в Грозный.

Так как гражданин Митаев на основании указанных своих подозрений не решался явиться в город без гарантии с моей стороны, обеспечивающей его неприкосновенность, то я, заручившись уверениями Оргбюро, что гражданину Митаеву не грозит никакая опасность, и веря в незыблемость этого, послал брата своего с письмом, в котором я ему честным словом гарантировал неприкосновенность и требовал явки.

Али Митаев явился. В связи с этим было устроено заседание ревкома, на котором с особым усердием секретарь оргбюро и заместитель начальника ГПУ подчеркивали, что член ревкома не может быть арестован без предварительного об этом уведомления председателя ревкома и упрекали Митаева в трусости и незнании своих гражданских прав по занимаемой должности.

"Дорогой Иосиф Виссарионович!

Поздравляю тебя еще с одной "автономной" 15 января 1923 г. в ауле Урус-Мартан, что 24 верст[ах] от города Грозного, на съезде представителей аулов при торжественной обстановке провозглашена автономия Чеченской области.

Впечатление: чеченцы, как и все другие горцы: не хуже, не лучше. Мулл, шейхов, святых и пр[очей] чертовщины, пожалуй, больше чем у других, например: у карачаевцев и даже кабардинцев. <...>

Нашего влияния ни на грош! Ошибочно думать, что чеченцы по своей темноте не знают, что из себя представляет Сов[етская] власть, ее влияние на международную политику и пр. Недавно возвратившийся из Москвы чеченский главмулла Шамседдин-Гаджи Алтахаджиев сообщил в нашем присутствии съезду, что советская власть - великая сила, что она стоит за раскрепощение народов Востока, но что советская власть не является врагом и гонителем правоверных и их религии; что он сам, Алтахаджиев, ездивший 7 раз в Мекку, молился в Москве не хуже, чем в самой Мекке. Когда он говорил (мне тут же переводили), я думал, большие мы дураки, что мало возим этих самых мулл в Москву, где они себя чувствуют так же, как в Мекке. Убедился воочию, что наши велеречивые и многомудрые коммунисты, до сих пор работавшие в Горской республике, мало чему научились сами и научили других. Пресловутые "расслоить", "опереться на бедноту", "вырвать массу из-под влияния кулачества и святых" и прочие красиво звучавшие слова, оставались на бумаге и висли в воздухе, а жизнь текла своим порядком. <...>

Можно утверждать, что до тех пор, пока мы не создадим в Чечне кадра дельных и преданных делу и партии работников, нам не на кого будет опереться и придется тем или иным путем использовать мулл и прочих господ. Возможно ли? Вполне. Они сами этого ждут. В их Коране уже и сейчас имеется не одно место в тексте в нашу пользу (цитировалось на совещании и съезде) и только нужно соответственно изменить тактику. <...>

Муллы заверяли, что бандитизм они вместе с нами поборят. Виделись и много говорили с Али Митаевым. Мужик дьявольски умный и хитрый. Заискивал у нас и умолял назначить самое срочное следствие по его делу для полной его реабилитации (приказали назначить), утверждая и клянясь всеми пророками, что его оклеветали перед Соввластью. Хочет служить и быть полезным.

На мой вопрос: "К вам много народу приходят, видно не дают спокойно уснуть", он, очевидно неожиданно для себя, произнес следующую фразу: "Нет, теперь ничего, власть наладилась, есть ревкомы, милиция приличная, теперь мне легче".

Этот разговор происходил еще до мысли ввода его в ревком. Этим самым он признал, что фактической и моральной властью до этого времени был он. За этот же объезд выяснилось, что он относится к автономии положительно и кое-что бы для ее укрепления сделал.

Принимая все это во внимание, у меня создалось твердое мнение использовать его как авторитет для Чечни, во-вторых, придать его деятельности, которую никакими силами не остановишь до его смерти, официальный вид, в-третьих, испытать его посредством поручения определенных работ, связанных с нажимом на население, имея в виду продналог, борьбу с бандитизмом и прочее.

С моим мнением т. Эльдарханов согласился и мы решили с ведома Юговостбюро ЦК, которое дало свое согласие, ввести его в состав ревкома. До этого Али Митаевым был сделан первый шаг, показывающий его положительное отношение: он предложил чеченскому ревкому выставить сотню своих мюридов для охраны железной дороги. Сотня была выставлена, и налеты на железную дорогу быстро ликвидировались.

Согласие на ввод в ревком им было дано, и сейчас он официально числится членом революционного комитета. Здесь его фигура начинает выявляться рельефней. Становится ясным, его цель - использовать свое новое положение в личных целях укрепления своего авторитета в массах <...>.

Начинает лавировать между своей официальной ролью и своим настоящим положением шейха. Чувствует цели его ввода в ревком и, может быть, даже и знает. Не видно его отрицательной деятельности, но и положительной немного, в лучшем случае - дружественный нейтралитет.

Начинается игра между им и Эльдархановым, игра за вовлечение друг друга в свою орбиту: Эльдарханов тащит Митаева на твердую почву деятельности за утверждение автономии, Али Митаев волокет Эльдарханова к национализму и панисламизму. И, к сожалению, нужно признать, что у Али Митаева больше успеха, чем у Эльдарханова.

Эльдарханов, ценою личной связи с Митаевым, пытается укрепить свое положение. Как акт особенной дружбы, они обменялись между собою подарками - Эльдарханов Али Митаеву - ценный маузер и кинжал. Али Митаев ему - свою любимую лошадь. Можно, конечно, и даже нужно завязывать близкие отношения, но не до бесчувствия".

Как известно, большевики стремились завоевать доверие чеченцев любой ценой. Они сделали ставку на людей, имевших вес и влияние среди населения. И именно таким человеком был шейх Али Митаев, фигура без сомнений яркая и вполне харизматическая. Поэтому так и получилось, что человек, который в 22 году был реальным оппонентом советской власти, командуя отрядом более чем в 10 тысяч мюридов, спустя менее года превратился в официальное лицо, став членом чеченского ревкома.

Так что же это был за человек - Али Митаев? Он родился в 1890 году в селении Автуры Шалинского района Веденского округа. Его дед был ярым последователем секты Кунта Хаджи, а отец продолжил дело деда. Он был весьма непоследовательной фигурой. С одной стороны, он был сторонником секты Кунта Хаджи, а с другой стороны, доподлинно известно, что в 1910 году он укрывал в своем доме известного абрека Зелимхана, который прятался от преследований полиции. И многие агенты сообщали в охранку, что Бамат-Гирей Митаев был участником знаменитого нападения на кизлярское казначейство, в результате которого погибли десятки ни в чем неповинных людей. В 14 году после смерти отца Али Митаев стал шейхом и взял на себя продолжение дела отца.

Так говорит об Али Митаеве сегодня историк Людмила Гатагова. А вот что думали о нем современники? Секретарь оргбюро РКП (б) Чеченской области Азнарашвили писал, например, в Москву в октябре 1923 г.:

" <...> Али Митаев с согласием Юговостбюро введен членом областного революционного комитета Чечни. Причины его ввода известны Юговостбюро ЦК, все же необходимо дать некоторую характеристику личного наблюдения. То, что это ярко панисламистская фигура 96 пробы выяснено давно, к этому прибавляется его враждебная энергия и тип деятеля, сделавшего его таким, имя отца. Это тип-непоседа, который должен вечно что-то делать, чем-то распоряжаться, на кого-то влиять, где бы и в каком лагере не был, каковое бы положение не занимал.

Все более или менее важные предприятия им проводятся очень осторожно, через своих мюридов, которые далеко, во все недостигаемые углы разносят задуманные им дела.

Сам он очень аккуратен и безупречен, обязательства перед государством им выполняются первым в Чечне. Например: продналог им сдан целиком 5 месяцев тому назад. Внешне добропорядочный гражданин республики.

Характерная его фраза, высказанная им во время объезда Чечни, предпринятого мною с т. Эльдархановым. Будучи в его доме, мне бросилось в глаза масса народа в его дворе, видно было, что эти люди пришли к нему за разъяснениями, ходатайствами, либо какими-либо другими деловыми вопросами.

Как-то, читая мемуары Абдурахмана Авторханова, известного знатока вайнахской истории, я нашeл в них упоминание о шейхе Али Митаеве. Он был расстрелян в подвалах Лубянки в 1925 году. До сих пор обстоятельства его ареста, роль Али Митаева в событиях, происходивших на Северном Кавказе в годы революции, Гражданской войны и позднее - все это вызывает довольно большую разноголосицу мнений. Его называют то "врагом советской власти", то "красным" шейхом, имеющим немалые заслуги перед этой самой властью. Его упрекают в хитрости и коварстве и тут же отдают должное мудрости и дальновидности.
В конце концов история Али Митаева - это не просто его "личное дело", здесь столкнулись интересы власти - российской и чеченской. Ситуация довольно обычная в обществе, где правят не структуры, а авторитеты. Что же касается авторитетов, то в начале 20-х большевиков в Чечне больше всего занимали две фигуры: Нажмутдин Гоцинский и Али Митаев. Один - известный мятежник, глава повстанцев, провозгласивший себя имамом. Другой - человек более осторожный, который в какой-то момент предпочел не воевать с советской властью, а попытаться с ней договориться. Впрочем, конец у обоих был один: и Гоцинский, и Али Митаев были расстреляны чекистами в 1925 году.

"Совершенно секретно.

Москва ЦК РКП (б) тов. Назаретян

(для доклада тов. Сталину).

<...> Бандит Челокаев оперирует в пределах Грузинской республики. Агенты его вторгались в пограничные Грузинской республики отдаленные уголки Шатоевского округа Чеченской автономной области для вербовки бандитского элемента в свою шайку. <...>

Бандит Надмутдин Гоцинский оперирует в пределах Дагестанской республики, где и проводит все время, только изредка появляясь в пограничных Дагестанской республике 2 и 3 участках Веденского округа Чеченской автономной области. Отношение населения к Гоцинскому отрицательное и никакой угрозы для советской власти, в смысле вовлечения населения в авантюру, он из себя не представляет.

Все эти сведения отвечают действительности. Лично мною проверены на очередных съездах представителей населения на местах, где также выяснено, что отношение населения к советской власти вполне лояльное. Правда, в глухих горных ущельях Веденского и Шатоевского округов власть очень слаба. Но там, в силу особых объективных условий быта местного населения, твердой власти не было и в дореволюционное время. Ревком принимает все меры к укреплению власти и там.

<...> От анархии на местах, имевшей место до объявления автономии Чечни, не осталось и следа. С наступлением осени, в связи с экономической разрухой, замечается усиление работы бандитского элемента, но областной ревком принимает максимальные меры к охране железнодорожной линии и промыслов и установлению порядка на местах. Ревком имеет основание определенно заверить, что спокойствие на территории Чечни, в каких бы обстоятельствах ни находилась советская власть, в общем масштабе обеспечено <...>".

Когда стемнело, шейх Али Митаев приказал оставить село. Дальнейшее сопротивление не имело смысла. Надо было сберечь людей. Защитники Цацан-Юрта в этом бою потеряли убитыми 373 человека. Деникинцы переправили в Гудермес более 500 трупов и большое количество раненых.

После установления в Чечне Советской власти, будучи членом ревкома, шейх Али Митаев навел порядок на железной дороге. Прекратились нападения на поезда. Деятельность его способствовала укреплению авторитета Советской власти Чечне. Конечно, Али Митаев не был и не мог быть большевиком. Видя бесчеловечность многих советских преобразований в горском обществе, учитывая национальную психологию, хозяйственный уклад, он рассчитывал создать теократическое, единое государство горцев Кавказа. Он противодействовал советским преобразованиям в Чечне, так как большинство чеченцев не желало воспринимать ни советское законодательство, ни так называемую коммунистическую мораль, ни новые органы управления. Веря в декларации, обращения к народам России, мусульманам Востока, в возможность самоопределения для всех без исключения наций и народностей, он надеялся, что Советская власть предоставит им такое право. Кстати, имея под ружьем шесть тысяч мюридов, он не предпринял против Советской власти ни одного акта вооруженного выступления или сопротивления. Однако органы ГПУ, боясь его влияния на массы, получив согласие центра, подвергли А. Митаева репрессии семей Чечни и Ингушетии. Человек широкого кругозора, он предупреждал о возможности установления в СССР жесточайшей диктатуры нечистоплотных политиков, не имеющей ничего общего со свободой и демократией; предвидел многое из того, что стало с нами в 30-е и 40-е годы. Это был человек удивительной душевной красоты, кристальной честности, чистоты и порядочности. Его везде ждали. Он всегда спешил туда, где был нужен. О последствиях, может быть, и думал, но говорить о них не любил. Такой человек тогда не мог быть оставлен в живых. Это была незаурядная личность, а личностей Сталин не желал признавать...

...По возвращении из Турции в Батуми был арестован младший брат Али - Умар Митаев. ГПУ распространило слух, что он будет выпущен на свободу, если к властям с просьбой о его освобождении обратится сам шейх. Али Митаев знал, что это западня, но он презирал трусость, подлость, вероломство, и 8 марта 1924 года явился в ГПУ. Его арестовали, и тотчас спецпоездом отправили в Ростов. После этого по всей Чечне начались массовые аресты духовных лиц, закрытие мечетей, медресе, шариатских судов: недоучившийся семинарист Джугашвили перешел в свое первое наступление против народа.

Имя шейха Али Митаева должно быть возвращено истории.

Но были и такие, кто будущее Чечни видел в союзе со всеми горскими народами, в создании федеративного северокавказского государства. За такое государство выступали тогда многие члены Атагинского меджлиса (национального парламента Чечни). Разделял эту точку зрения и шейх Али Митаев, т.к. с марксизмом был знаком не понаслышке.

В годы Гражданской войны большевики с национальными силами шли на вынужденный компромисс. Но когда белогвардейцы потерпели поражение, повсеместно началась борьба с "антисоветскими элементами". Обвинения фабриковались в центре и на местах. В выборе средств не гнушались ничем. Особенно трудно приходилось нестандартно мыслящим, ярким, одаренным личностям, которые не умели и не хотели рядиться в тогу верноподданного, бессловесного раба системы. Вот почему массовые репрессии в Чечне начались еще в 20-е годы именно с ареста за инакомыслие и влиятельность шейха Али Митаева, хотя он и имел определенные заслуги перед революцией и Советской властью. В годы Гражданской войны он со своими мюридами возглавил борьбу против трехтысячной белой армии генерала Лазаря Бичерахова, двигавшегося из Порт-Петровска (Махачкалы) на помощь своему брату Георгию Бичерахову, поднявшему в Моздоке белогвардейский мятеж. Бои с применением артиллерии и пулеметов продолжались целую неделю _ с 5 по 12 сентября 1918 года. Несмотря на помощь Георгия Бичерахова из Червленной, Лазарю Бичерахову не удалось сломить оборону чеченцев, возглавляемую шейхом Али Митаевым. Он вынужден был оставить Чечню и отступить в Дагестан. Грозный был спасен.

1919 год пришел в грохоте орудий и дыму пожарищ по всему фронту, открытому деникинцами против чеченцев и ингушей, от Долакова до Гудермеса. Разгром Долакова, Кантышева, Воздвиженской, кровопролитные бои у Алхан-Юрта, Гойт, Чечен-Аула… В цепи этих сражений немаловажное значение имеет и Цацан-Юртовское сражение.

Когда главнокомандующий войсками Терско-Дагестанского края генерал-лейтенант Ляхов двинул на село отборную дивизию, цацанюртовцы обратились за помощью к соседям. Прибыло ополчение из Гельдегена, небольшие группы из Гойт, Шали, Атагов, Чечен-Аула. Приехав с шестьюстами мюридов, оборону Цацан-Юрта возглавил шейх Али Митаев. Наступающие части противника поддерживала артиллерия, бившая по селу с высоты Зукин-Барз. У защитников Цацан-Юрта была только одна пушка, но они превратили в крепость каждый дом и метким огнем пулеметов и тысяч винтовок обескровили наступающие полки противника. После каждой атаки противник откатывался назад, неся большие потери. К вечеру село запылало, большинство домов было разбито. Поредели ряды защитников Цацан-Юрта. Погибли лучшие воины, отчаянные смельчаки, коими гордился народ. Сразила пуля и Мусло-муллу, объявившего деникинцам газават. К закату солнца у повстанцев кончились последние патроны. Враг ввел в бой свежие части, и защитники Цацан-Юрта с пением предсмертной песни бросились врукопашную.

Шейх Али Митаев часто ездил по Чечне, мирил кровников, разбирал тяжбы, и после каждой и его поездок к мирной и спокойной жизни возвращались десятки семей Чечни и Ингушетии. Человек широкого кругозора, он предупреждал о возможности установления в СССР жесточайшей диктатуры нечистоплотных людей.

В свое время замалчивался факт участия молодого Али Митаева в 1910 году в нападении на Кизлярский банк вместе с Зелимханом Харачоевским. Стараясь отвлечь внимание властей от подобных разговоров, мюриды Баммат-Гирея-Хаджи участвовали в "поимке" знаменитого абрека. Зелимхан же в это время сидел в кунацкой шейха, ожидая конца облавы.

В 1910 году в Чечено-Ингушетии стала складываться ситуация, близкая к революционной. Русская власть стремилась разрядить обстановку. Приехавший в 1911 году в Грозный помощник наместника Кавказа по военной части генерал Шаталов высказал мнение о необходимости высылки из пределов края "...наиболее влиятельных представителей... секты, как лиц вредных для общественного порядка и спокойствия и вместе с тем способствующих разбойничьей деятельности Зелимхана". Сосланный в Калугу шейх Баммат-Гирей-Хаджи умер в 1914 году. Али Митаев был провозглашен шейхом. С этого времени начинается его активная общественно-политическая деятельность. Им создаются параллельно действовавшие в первые годы Советской власти шариатские и так называемые народные (основывающиеся на адатах) суды. Каждый волен был обратиться в любой суд, который его устраивал.

Популярность и авторитет молодого шейха росли на глазах. Об этом свидетельствует и такой факт. После Октябрьской революции в России гарнизон крепости Ведено решил покинуть Чечню. Солдатам хотелось домой, к своим семьям, но выйти из крепости не решались, боясь нападения чеченцев. Комендант крепости заявил, что так просто оставить крепость он не может. Ему нужно было сдать ее в чьи-то "надежные" руки, и он назвал имя шейха Али Митаева. Для переговоров в крепость прибыла чеченская делегация. Переговоры прошли успешно, и вскоре к крепости было подано более 400 подвод. Чтобы не унижать достоинство офицеров, Али Митаев оставил им личное оружие. У каждой подводы ставил надежную охрану из своих мюридов и без единого выстрела доставил всех на станцию Гудермес. Только несколько офицеров с семьями добровольно остались в крепости в качестве инструкторов для обучения повстанцев.

Когда ветер октябрьских перемен достиг предгорий Кавказа, люди потянулись к большевикам, надеясь получить из их рук свободу и землю. Поэтому немало чеченцев сражались за Советскую власть в отрядах Н. Гикало и Чеченской Красной армии А. Шерипова.

Шейх Али Митаев - своеобразная и незаурядная личность в нашей истории. Время, в которое он жил, изобиловало важными, подчас противоречивыми событиями, изменявшими как 'судьбы отдельных людей, так и целых народов и государств. Он был не просто равнодушным свидетелем рождения нового мира, а активно участвовал в его созидании. Али Митаев имел такое влияние на людей, что кажется странной наша односторонняя осведомленность о подробностях его жизни.

Родился он в 1881 году в селе Автуры, ныне Шалинского района Чечни, в семье шейха Баммат-Гирей-Хаджи Митаева. Окончил городскую школу в Грозном, медресе и полный курс высшей арабской школы, хорошо владел чеченским, арабским и русским языками. Всесторонне образованный человек, Али Митаев разбирался в сложных вопросах политики, истории, философии. Был своего рода просветителем: в 1912 году он основал в Автурах мусульманское медресе и... русскую школу, в которой изучались русский, чеченский, арабский языки, естественные науки: ботаника, зоология, биология, география и Другие науки. В медресе А. Митаева, как вспоминал известный ученый-арабист нашего времени Усман Тамбиев, большое значение придавали, кроме теологии, ораторскому искусству, логике. В свои учебные заведения преподавателей он подбирал сам. Устанавливал им за свой счет зарплату. В его "русской" школе работал один из первых чеченских просветителей Шерип Тазуев из Харачоя, окончивший в Тифлисе учительскую семинарию.

Люди тогда жили бедно, и поэтому шейх Али Митаев плату за обучение брал не у всех, для приезжих устроил общежитие со столовой.

Уезжая за границу, Тапа Чермоев, говорят, приглашал его с собой, обещая часть богатства.

- Я шейх, - заявил Али. - Зачем мне золото?

- Но Советская власть не оставит тебя в живых.

- Я это знаю, - спокойно ответил Али,- но я не смогу жить вдали от родины, без моего народа.

Наверное, покажется странным, но надо признать: шейх Али Митаев был интернационалистом. Когда юг России охватила засуха и начался голод, он послал на Украину три вагона с зерном. "Убийство мирного христианина, - говорил он, - такой ж' тяжкий грех, как и убийство мусульманина".